Переключение от связного рассказа к отрывочности явно показывает не только осознанную деконструкцию исторического нарратива, но и слом «эпохи перемен», начавшийся еще в семидесятые. Но что же все-таки произошло с нами в перестройку — последний из «глобальных переходов» XX века?
Сергей Брушко. Смена / Сяргей Брушко. Змена / Siarhei Brushko. Change. — Минск: Альтиора форте, 2019

Ответы на этот вопрос пытается дать книга снимков Сергея Брушко «Смена». Подготовленная его сыном Дмитрием вместе с коллективом единомышленников (Марина Гуляева, Алеся Песенка, Игорь Юхневич), это издание собрало вместе фотографии Брушко-старшего с 1988 по 1994 год. Перед нами не просто глубокое высказывание о перестройке и времени распада Союза. «Смена» — это попытка приоткрыть тот «черный ящик», в котором захлебнулись демократические преобразования во многих постсоветских странах.

Судьба Сергея Брушко типична для позднесоветского фотожурналиста. Получив камеру на день рождения в возрасте шести лет, в 1964 году, он начинал с любительских съемок в родном поселке Городея, запечатлевая деревенские свадьбы и похороны, пейзажи и бытовые сценки и показывая свои слайды на дискотеках. Как и многие из увлеченных фотолюбителей, работавший в фотоателье молодой автор читал журнал «Чешское фото», ценил Картье-Брессона и ездил в Литву. Затем он был внештатником районной ежедневки «Калийщик Солигорска» и наконец переехал в Минск, чтобы делать репортажи для газеты ЦК ВЛКСМ «Чырвоная змена». Брушко стал пресс-фотографом еще до перестройки, но основные его снимки сделаны уже после 1985 года. Многие из них подчеркнуто социальны. Это многолетняя серия о трагедии Чернобыля и ее последствиях, которую он снимал вплоть до безвременной, в 42 года, смерти в 2000 году, а также фоторассказы о женской и мужской колониях, армии, беспризорниках, деревенской жизни.

Нынешняя книга — не первый такой проект. Брушко-младший уже много лет разбирает 80-килограммовый архив отца, пытаясь переосмыслять его концептуально. Возможно, многие видели в сети проект «МЫ» — соположение снимков Сергея и Дмитрия, попытку установить межпоколенческие связи и сравнить времена, а также в офлайновом варианте (2014) воспроизвести известную экспозицию 1987 года работ Брушко-старшего в перестроечном трамвае.
Нынешняя книга, средства на которую собрали краудфандингом, также является не ретроспективой «всего творчества» или бесформенным визуальным рассказом, а сфокусированным хронологически и идейно высказыванием о важнейшем периоде жизни позднего СССР и первых лет независимой Беларуси. Она начинается 1988-м — тем самым годом, когда прошла крупная демократическая манифестация и узловая точка для белорусской оппозиции — митинг-реквием «Дзяды» («Деды»), разогнанный с применением дубинок и «Черемухи». Это время называют переломным и для документальной и пресс-фотографии: именно тогда начала массово появляться в печати так называемая чернуха. И заканчивается 1994-м — годом, ставшим для одних временем «окончанием надежд», а для других знаком «наведения порядка»: 20 июля 1994 года президентом был избран Александр Лукашенко.

Книга делится на «Пролог» и пять частей — «Социум», «Митинги», «Тюрьмы», «Армия», «Чернобыль». Здесь нет особой эволюции, важнее плотное погружение в поток времени, на которое, впрочем, мы смотрим и с дистанции. Тематические блоки снимков Брушко-старшего перемежаются текстами его современников, пытающихся осмыслить происходившее. Осколочность структуры «впрыскиваемых» в фотографию слов создает чувство не хаоса, а своеобразной, расщепленно-единой, одновременно радостной и печальной, эйфорической и почти погребальной энергии. Статьи можно прочитать на белорусском, русском и английском, а написали их люди, имевшие отношение не только к СМИ или фотографии эпохи, но и к совсем другим областям жизни.

Это разнообразие авторов, среди которых вовсе не только интеллектуалы или богема, создает ощущение объема. Их многоголосие довольно непривычно для нынешней России, но как будто куда больше сохранилось в Беларуси со времен демократических движений перестройки. Арт-директор Свободного театра и бывший редактор газеты «Имя» Николай Халезин пишет о «надеждах, которые нас обманули»: «Время странного ощущения, когда завершается что-то старое, но не начинается что-то новое. Нейтральная полоса». Журналист и «тогдашний заведующий сектором печати обкома партии» Анатолий Гуляев называет свой текст «Времена были странные», вспоминая, как решил на свой страх и риск не отдавать первые полосы под отчеты с партийных совещаний и пленумов. Один из создателей и многолетний председатель Белорусского союза фермеров Константин Ермоленко рассказывает о борьбе за частную собственность в сельском хозяйстве, параллельно размышляя о действиях политиков: их задача — «использовать энтузиазм, подъем, желание перемен в обществе», ведь «подъем не может длиться долго, он когда-нибудь закончится». Философ Валентин Акудович (глава «Эпоха бури и натиска») пишет, что «родился и умер в 90-е». Полковник запаса («в настоящее время на государственной службе») Александр Мушта горюет, что «некоторые перемены осуществились, но главного чуда не произошло». А редактор сайта и ежегодника «Наше мнение» Валерия Костюгова считает, что «мы ощущали себя победителями, хотя ничего для этой победы не сделали».
И все же главное, что есть в «Смене», — это фотографии. Рассматривая их, ловишь себя на странном ощущении: если сюжеты кажутся соответствующими времени гласности, в манере съемки есть множество отсылок к предыдущей эпохе. Однако дело не в том, что Брушко «архаичен». Речь здесь стоит вести, скорее, о том, что он близок не к советскому репортажу, но к традиции неофициальной фотографии 1970-х, которая, в отличие от пресс-фотографии, не смогла выжить в девяностые. Документальная фотография 1970-х — начала 1980-х была подчеркнуто социальна, но она отличалась от более поздней «чернухи» конца 1980-х — 1990-х. Авторы из разных городов и республик — Ляля Кузнецова, Витас Луцкус, Евгений Павлов, Юрий Рупин, Александр Слюсарев, Антанас Суткус, Юрий Рыбчинский, Валерий Щеколдин и множество других — сопротивлялись официозу не только при помощи острых съемок «запретных» сюжетов в вытрезвителях и детских домах. В советской фотографической альтернативе рубежа 1970-х — 1980-х существенное место занимало внимание к повседневной жизни. Их протест был в запечатлении самой обыденности — без сита цензурного отбора, но с особой рефлексивностью.

В этой традиции, ставшей видимой в перестройку, совершенно явно работает сам Сергей Брушко, о котором Брушко-младший пишет: «Он умел анализировать происходящее при съемке и уже в процессе понимал, что хотел бы высказать своими работами. Наверное, поэтому был не самым шустрым фотографом во время создания репортажей, но занимал нетривиальные точки для съемки, что и помогло ему передать "послевкусие" тех событий». Именно поэтому его съемки даже эмоционально тяжелой фактуры всегда остаются близкими человеческому измерению, сплавляя «антисоветский» взгляд на повседневность с наследием социалистических идей о равенстве, а перестроечное представление о гуманизме — с обнажением нашей предельной уязвимости во времена изменений.

К сожалению, миссия возрождения документальной фотографии не смогла пережить реформы сразу в нескольких постсоветских обществах. В отличие от многих советских фоторепортеров, достаточно успешно переключившихся со съемок «оптимистичных карточек» на уничтожающую критику системы и не утерявших места в профессиональных среде и иерархии, некоторые фотодокументалисты ушли в девяностые и двухтысячные из журналистики, фотографии и даже жизни. Символом такой судьбы стал, например, Юрий Рыбчинский, порезавший свои лучшие негативы. А разрушение фотоклубной системы и отсутствие архивации деятельности новых независимых институций усилило ощущение обрыва. Почему так случилось — тема для целого исследования, как и парадоксальный конфликт перестроечных авторов и современной молодой фотографии. Он снимается сейчас метамодерном ^[5] с его принципиальным многоголосием, но до этой стадии примирения концепций и поколений постсоветским обществам еще довольно далеко.

И все же разногласий между двумя новыми книгами не так много. Обе они движимы желанием понять прошлое глубже, чем это делалось в предыдущие десятилетия «замораживающей стабильности». В последнее время «эпоха перемен» снова становится актуальной. И, кажется, именно активно идущая рефлексия, а также попытки наладить диалог, пусть и через столкновение точек зрения, лежат сейчас в попытках белорусского общества перестроить свои основы — недаром символом нынешних протестов там стала песня «Перемен!». В России сейчас также выходят в TikTok и выплескиваются на улицу многочисленные каверы на песни Виктора Цоя, Егора Летова, Вячеслава Бутусова и даже группы «Альянс», становятся популярными пародийно-теплые фильмы Антона Лапенко, а независимые авторы и музеи вовсю делают экспозиции фотографии, посвященные событиям тридцатилетней давности. Так что для российских читателя и зрителя попытка не только увидеть сходство, но и осознать разницу — без высокомерия «старшего брата», но с искренним желанием понять — может оказаться освежающе новым методом познания самих себя.